Правосудие Зельба - Страница 38

К оглавлению

38

— Ну ладно, тогда выпейте по рюмочке. Я угощаю, — примирительно сказала она. У нее все было под контролем.

Когда она вновь принялась хозяйничать за стойкой, а Фред потащился в туалет, подошла Юдит, с тревогой глядя на меня.

— Это он был тогда на Солдатском кладбище, — тихо произнесла она. — Вы как — в порядке?

— Он, кажется, сломал мне пару ребер, но если вы согласны с этой минуты называть меня просто Гердом, я это как-нибудь переживу. А я бы называл тебя просто Юдит…

Она улыбнулась:

— Это же чистый шантаж! Но так и быть, я согласна. Я сейчас представила тебя в плаще.

— Ну и как?

— Тебе не нужен никакой плащ.

Вернулся Фред. В туалете перед зеркалом он придал своему лицу выражение досады и раскаяния и даже извинился.

— Для своего возраста ты неплохо машешь руками! Мне очень жаль, что я сорвался. Понимаешь, жизнь — довольно грустная штука, когда у тебя никого нет, а в день рождения это особенно чувствуешь…

Под маской его фальшивого дружелюбия таились коварство и обманчивое обаяние венского сутенера.

— Ладно, Фред, меня тоже иногда заносит ни с того ни с сего. Вот с пивом вышло нехорошо — это было лишнее. Но так получилось… — У него все еще были мокрые, слипшиеся волосы. — Ты уж не сердись. Я редко срываюсь с цепи — только из-за женщин.

— Ну, что будем делать? — спросила Юдит, невинно хлопая ресницами.

— Сначала отвезем домой Фреда, а потом я отвезу тебя, — решил я.

— Вот правильно! — поддержала меня хозяйка. — Фредль, ты уж сегодня не садись за руль. А машину потом заберешь. Возьмешь такси.

Мы загрузили Фреда в мою машину. Юдит поехала за нами. Фред сказал, что живет в Юнгбуше, «на Верфтштрассе, рядом со старой полицией», и попросил высадить его на углу. Мне было плевать, где он не жил. Мы поехали через мост.

— А это твое «выгодное дельце» — может, и мне там что-нибудь отломится? Я тоже занимался всякой там безопасностью, даже для одного здешнего большого завода…

— Мы еще успеем обо всем поговорить. Если ты парень не промах, я с удовольствием тебя возьму. Позвони мне. — Я выудил из кармана куртки визитную карточку, настоящую, и протянул ему.

На углу я его высадил, и он, слегка пошатываясь, взял курс на ближайшую пивную. В зеркале я еще видел машину Юдит.

Проехав по кольцу и обогнув водонапорную башню, я повернул на Аугустен-анлаге. Я ожидал, что за Национальным театром она моргнет мне на прощание фарами и поедет домой. Но она продолжала ехать за мной на Рихард-Вагнер-штрассе и до самого моего дома. Не выключая мотора, она ждала, пока я припаркуюсь.

Я вышел из машины, запер дверцы и направился к ней. Меня отделяли от нее всего семь шагов, и в эти семь шагов я вложил все свое мужское обаяние, накопленное за время упомянутой второй весны. Я склонился к ее окну, презрев опасность ревматизма, и указал рукой на свободное парковочное место.

— Я надеюсь, ты поднимешься на чашку чая?

11
Спасибо за чай

Пока я делал чай, Юдит ходила по кухне взад-вперед и курила. Она все еще была взволнована.

— Ничтожество! Какое ничтожество! — сказал она. — А как мне было страшно тогда на кладбище!

— Тогда он был не один. И признаться, если бы я не успел вовремя осадить его, мне тоже было бы страшно. Я думаю, Мишке был далеко не первым, кого он в своей жизни избил.

Мы взяли чай и перешли в гостиную. Я вспомнил о завтраке с Бригитой и порадовался, что это было не у меня и что грязная посуда не стоит в моей кухне.

— Я все еще не знаю, возьмусь ли за твое дело. Подумай сама, должен ли я за него браться. Я уже вел расследование по делу Петера Мишке — против него. И уличил его в том, что он влез в информационную систему РХЗ, то есть в своего рода краже со взломом.

И я рассказал ей все. Она слушала не перебивая. В ее взгляде я читал боль и осуждение.

— Я не принимаю осуждение в твоем взгляде. Я выполнял свою работу, а она заключается и в том, чтобы использовать людей, выставлять их в неприглядном свете, разоблачать их, даже если они тебе симпатичны…

— Ну и что дальше? Зачем же тогда эта страстная исповедь? Ты ведь, кажется, желаешь получить от меня индульгенцию?

— Ты — мой заказчик, — заговорил я, глядя в ее оскорбленное, неприязненное лицо. — А я привык, чтобы между мной и моими заказчиками была полная ясность. Ты, наверное, хочешь спросить, почему я не рассказал тебе эту историю сразу же… Я…

— Да, мне хотелось бы спросить об этом. Но, честно говоря, у меня нет ни малейшего желания выслушивать твои гладкие, трусливые, лживые объяснения. Спасибо за чай. — Она взяла свою сумочку и встала. — Сколько я должна вам за ваши труды? Пришлите мне счет.

Я тоже встал. Когда она в прихожей хотела открыть дверь, я убрал ее руку с дверной ручки.

— Ты для меня очень много значишь. И твое желание узнать правду о гибели Мишке пока еще не исполнилось. Не уходи так!

Пока я говорил, она не отнимала руку, которую я держал в своей ладони. Теперь она высвободила ее и молча вышла.

Я запер дверь на ключ. Потом достал из холодильника банку с маслинами и отправился на балкон. Светило солнце; Турбо, вернувшийся из очередного рейда по крышам, устроился у меня на коленях, громко мурлыча. Причиной этого проявления нежности были маслины. Я дал ему несколько штук. Внизу Юдит завела двигатель. Мотор взревел, но тут же заглох. Может, она сейчас вернется? Через несколько секунд она опять завела машину и уехала.

Заставив себя не думать о том, правильно ли я себя вел, я сосредоточился на маслинах. Это были замечательные маслины, черные, греческие, со вкусом мускуса, дыма и земли.

38